Беседы Георгия Гурджиева с учениками.

Париж 1941-1944

Встреча 17 (9 декабря 1943 г.)
 
(Шутки с мисс Гордон и Буссеком о чистке изюма)

Хайнетт: Господин Гурджиев, я хотел бы задать вам вопрос.

Гурджиев: Извините, не могли бы вы подождать? Я хочу сказать кое-что этому господину (указывает на Жака Баратье). Сегодня я могу кое-что проверить. Я знаю его, и видел его больше, чем однажды и в то же время не уверен, что это был действительно он. Мне казалось, что это был не он. Со мной никогда этого не случалось. Я «фотографирую» людей. Но в моей голове это его «фото» было только полупроявленным и несколько дней я говорил себе: «Почему так?». Сегодня я понимаю.

Баратье: Почему, господин Гурджиев?

Гурджиев: Я вижу вон там вашего брата; я не знал, что он здесь. Я был уверен, что ваш брат – это вы, и вы – это вы. Я не запомнил вашего брата. Но сегодня я вижу вас отдельно, одного слева, другого справа; внешне у вас нет ничего общего, но по сущности вы очень похожи. Можно держать пари, что вы от одного и того же отца. Почему все смеются? То, что я говорю, вполне нормально. Ха! Достаточно. Сегодня четверг, и в то же время, четверг, который начинается по-новому. Это четверг из серии четвергов, которые будут иметь новое качество. Четверги, которые были раньше – умерли. Мы никогда больше не сможем начать заново. Это новое качество четверга, с большим количеством деталей. Кроме всего прочего, несколько людей сказали мне: «Я не могу выполнить условие, которое было поставлено, заинтересовать и привести семерых новых людей в работу». Я поставил в качестве условия, что только те будут ходить по четвергам, кто надеется быть способным привести и заинтересовать семерых новых людей, не объясняя им чего-то странного относительно идей - заинтересовать их только идеями, моими идеями, тем, что он изучал здесь, делал здесь, теми инструментами, которые он здесь получил и ничем больше. Семь человек за шесть месяцев. Это было первое условие. И кое-кто стал беспокоиться, и я отвечаю, что тот идиот, кто задает мне такие вопросы. Это не вопрос того, чтобы привести семь человек за шесть месяцев; потому что если вы действительно заинтересовали одного прийти, он поможет вам привести еще четырнадцать. Это несложно. Это не вопрос именно семи. Достаточно начать с одного. Только это должен быть человек, который действительно загорелся, хорошо начал, кто мог заинтересовать себя нашими идеями. И автоматически он сумеет помочь вам, и вы будете как французский президент – то есть, вам ничего не надо будет делать. Он все сделает. (К Хайнетту) Теперь, дорогой мой – чего вы хотели?

Хайнетт: я ощутил себя слишком спокойным и счастливым, без желания продолжать, как застоявшаяся вода. И все же я чувствовал, что должен что-то делать. Я выбрал интеллектуальную и примитивную задачу, которую нужно выполнять в не очень приятных условиях. Теперь я ощущаю себя крайне уставшим. И более того, это не согласуется с моей работой. Я бы хотел спать 20 часов в день, если бы мог. Я хотел бы узнать, не как облегчить мою задачу - я больше не вижу возможности для этого и я не хочу этого - но как лучше выдерживать работу и лучше отдыхать.

Гурджиев: В целом ваша работа идет нормально?

Хинетт: С интеллектуальной стороны, да.

Гурджиев: Тогда, если так, делайте только одну вещь. Остальное я вам дам. Я собираюсь дать вам кое-какие таблетки, которые вы будете принимать два раза в день, утром после пробуждения, и вечером, перед тем, как идти спать. Но вы, со своей стороны, утром, когда встаете, обливайтесь холодной водой и потом согревайтесь гимнастикой. Делайте только это, - таблетки и процедуры. Это все изменит за три дня. И вы увидите, что ваша усталость иллюзорна. Как вы можете устать? Вы еще молоды; вы еще не потратили резерва своих аккумуляторов. Это психическое. Делайте так: обливайтесь, вытирайтесь насухо и принимайте ваши таблетки. Если вы не почувствуете ничего через три дня (ничего на первый день, уже лучше на второй, и хорошо – на третий), вы можете прийти в мой дом и плюнуть мне в лицо.
Одна вещь усугубляет эту усталость: это приступы навязчивости. Это или надежда, или сожаление о человеке, о котором можно только думать; и это иногда на несколько часов. Так что нечего здесь объяснять: вы должны делать, что я вам сказал. Но в то же время, действительно, эти вещи требуют объяснения, которое могло бы послужить всем; так что я объясню это вам, и в то же время всем. Вы помните, что я часто говорю: вы должны быть свободны внутренне. Вы понимаете, что значит быть свободными. Ни с чем не отождествляться. Самая важная составляющая нашего рабства зависит от факторов, которые кристаллизовались и которые связаны с чужими людьми, с отношениями с людьми, которые нам незнакомы. Потому, чтобы суметь быть свободными, первая работа в эзотерических школах всех времен начинается в точности с этого вопроса: «Декристаллизовать все факторы, которые относятся к взаимоотношениям с другими» (исключения сделаны для кристаллизованных факторов, связанных с родственными людьми – отцом, матерью, сестрой, братом и т.д. – это родство, одна семья, эти факторы должны продолжать существовать). Но все остальные факторы должны быть декристаллизованы; вы должны быть абсолютным эгоистом. Вся любовь, все уважение к кому бы то ни было должны быть ликвидированы; необходимо, чтобы любовь была трансформирована в ненависть. Вы должны особо влиять на себя и работать над тем, чтобы никогда не иметь тесной связи ни с кем. Внешне вы должны играть вашу роль. Но не внутренне. Каждого, кто чужд вам, вы должны отвергнуть, за исключением родственников. Боритесь всеми способами. Вы знаете себя лучше, чем я; вы знаете, как повлиять на себя и каким мыслям и чувствам необходимо оказывать сопротивление, чтобы декристаллизовать эти факторы. Начинайте таким образом, и если увидите, что не можете, я помогу вам и скажу вам, что вы должны делать. Истина остается истиной. Все те, кто вовлечен во внутреннюю работу, должны избавиться от фактора связей, хороших или плохих, с кем бы то ни было; нужно быть свободным, полностью свободным от контактов с чужими людьми. Я повторяю: за исключением людей одной крови с вами. Что касается их, не нужно принимать никаких мер для изменения качества отношений. Мы не должны менять наши связи с нашими отцами, матерями и т.д. Можно менять только форму контакта с отцами, матерями, дядями и т.д. Это родство. Чужие – другой крови, другого происхождения; внутренне для нас они должны быть совершенно безразличны. Нужно быть свободным от них. Исключая всякое рабство. Внешне, вы можете играть роль и делать то, что необходимо делать. Это ваше дело. Человек должен стремиться не отождествляться внутренне и играть роль внешне.

Люк: Но если запрещать себе симпатию по отношению к кому бы то ни было, не будет нам недоставать чувств, особенно – импульса раскаяния, который может восстановить прошлое и который является важным фактором в работе?

Гурджиев: Для этого достаточно людей, родственных вам. Вы совершили множество ошибок по отношению к ним; именно по отношению к ним должно чувствоваться раскаяние совести.

Люк: Но у меня нет семьи.

Гурджиев: Даже одного человека достаточно. В вашем прошлом – вы можете разыскать и использовать огромный материал для угрызений совести по отношению к этому человеку. (Обращаясь к Хайнетту) В таком случае, проанализируем, какова была причина того, что вы задали ваш вопрос? Причина в том, что у вас была связь с кем-то, связь, основанная на типе и склонности. Нужно бороться еще сильней, вы должны использовать эту борьбу для вашей работы. Уничтожьте в себе факторы, которые сделали возможной эту связь с чужим человеком, если это чужой. Если это человек родной крови, не влезайте в это, потому что это другое. Если вы меня не поняли, поговорите с мадам де З. Я объяснил ей все, что необходимо.

Хайнетт: Больше всего я хотел бы получить что-то конкретное, - как избавиться от преследующего меня образа.

Гурджиев: Делайте то же, что вы делаете во многих других случаях. Посидите, успокойтесь, тщательно расслабьтесь. Затем начинайте внушать себе, как незнакомому человеку. Своим сознанием объясните своему подсознанию, что все это – рабство, и что это идиотизм – иметь связь с кем бы то ни было. Объясняйте это, как бы вы объясняли незнакомцу. Затем объясните это себе. Один раз, десять раз объясняйте это себе. И, фактически, вы будете способны, как посторонний, принять все те вещи, которые я скажу вам, и которые вы скажете себе. Как незнакомый человек, которому десять раз объясняют все ту же вещь. Потому что ваша индивидуальность и ваше тело – это в точности словно вы и другой человек, незнакомец. Для вас, ваше тело – это незнакомец, разница в том, что легче вдолбить что-то тому, кто ближе, чем тому, кто дальше. Ваше тело – ближе, поэтому это легче. Не один, а десять раз в день вы можете говорить с собой. Все должно быть иначе в этой работе; даже священные побуждения вы должны в себе убить. Тот, кто хочет получить свободу, должен убить все в себе. Даже если вы любите Бога или Пресвятую Деву, вы должны убить это в себе. Даже если это идеи, смешанные с верой в святого, вы должны послать их к черту, и святой ничего против вас не будет иметь из-за этого.

Люк: Я очень удивлен тому, что вы это говорите. Потому что я, гордившийся множеством контактов в жизни - я пятнадцать дней назад ощутил беспокойство из-за того, что больше не чувствую ничего по отношению к кому бы то ни было при контактах с людьми. Я стал абсолютно сухим и безразличным, в то же время продолжая делать то, что должен и отдавая себя по максимуму в своих человеческих отношениях.

Гурджиев: И вы думаете, что пришли к этому сами?

Люк: Это результат работы.

Гурджиев: Но, может быть, я сделал что-то особенное для вас, чтобы вы к этому пришли? (Он считает, что стал таким совершенно естественным путем). Я сделал из вас особого кандидата для работы. Я сделал это умышленно. Как если бы я дал вам таблетку. Вы меняетесь, и я чувствую удовлетворение.

Люк: Я поговорил кое с кем, и он сказал мне, что он никогда не чувствовал ни к кому любви. Им управляла голова. И потом я не знал, что ответить, потому что поражен той же неспособностью. Что-то является слабым во мне.

Гурджиев: Почему вы вспомнили этого человека?

Люк: В связи с работой.

Гурджиев: Совет не поможет вам. Вашей воли недостаточно, чтобы вас изменить, вам нужна помощь извне.

Люк: Я уверен в этом.

Г (обращаясь ко всем): Я сказал этому молодому человеку – половина на половину. Половина - это помощь извне: я дам ему кое-какие таблетки. С другой стороны он, он сам, должен обливаться холодной водой и делать гимнастику. Одни только таблетки не помогут. Упражнения сами по себе тоже не помогут без таблеток. И то, и другое вместе изменят вас за одну или две недели.

Ален: Есть импульс, который я пытаюсь культивировать в моей работе и который я считал хорошим. Это поиск ясного логического разума, логики, которой подчиняется мое тело. У меня был особый способ. Мое беспристрастное мышление о моей личной работе. И в какой-то момент я обнаружил склонность, или скорее неожиданно обнаружил существование того, что я склонен счесть возможностью интенсифицировать все, что поможет усилить мою способность делать более мощные усилия по вспоминанию. Но я понимаю, что это – извне, что работа разделена на две части, и что первая часть более сильна соразмерно тому, как ее делают; и я спрашиваю себя, следует ли продолжать.

Гурджиев: Я могу сказать вам вот что. У нас есть одна особенность. Если вы на правильном пути, природа сразу же вкладывает в вас какую-либо идею; она кристаллизует в вас в точности тот фактор, который успокоит вас, помешав продолжать движение по верному пути. Чем больше вы на правильном пути, тем больше природа использует эти штуки. Так происходит в жизни. И вот что вы будете делать: вы должны успокоиться в хорошем состоянии; вы будете сидеть очень, очень спокойно (вы будете делать это одну или две недели в месяц). И больше ничему и никому не верить. Составляйте программу. Когда у вас нет программы, любой идиотизм, любая суета, любой вздор может управлять вами.  Доверяйте только программе, которую вы составите в особом состоянии. Принципиальная вещь в том, чтобы составить эту программу: как вы хотите себя вести, что вы хотите делать, отношения, которые вы хотели бы иметь со всеми; это программа. И вы верите только в нее. И даже если Бог придет, чтобы помешать вам и приказать вам делать что-то еще, не верьте ему. Может, он пришел, чтобы сыграть с вами грязную шутку. Вы делаете только то, что решили делать в особом состоянии.

Ален: Но трудно поверить в то, что движения мысли будет достаточно, чтобы принести этот столь желаемый огонь, побуждение.

Гурджиев: Тогда вы всегда будете терять себя; вы всегда будете сами по себе. Это собака, дьявол, которого природа поместила в вас. Из-за этого - ничему не верьте. Даже Бога посылайте к дьяволу. Вы не верите в Бога. Только в программу, которую приняли для себя.
  Вы понимаете, что я говорю важную вещь. Это состояние приходит нечасто. Но оно может быть один или два раза в месяц; сидя спокойно, вы расслабляете три вида мышц и потом думаете абсолютно беспристрастно. Вы обдумываете ваше состояние, ваш класс, ваш характер, и как сделать то, что вы должны сделать в предстоящие месяцы. Какие отношения, например, вы хотите иметь с этим мужчиной или той женщиной. Когда программа составлена, вы входите в жизнь и делаете только то, что соответствует вашей программе. В жизни есть тысячи людей, которые хотят управлять вами. Вы посылаете весь мир к дьяволу; вы верите только своей программе и своему собственному решению. Это единственный путь для вас; других не существует, ни одного другого пути не существует; потому что есть множество собак, которых природа помещает в нас, чтобы сделать нас слабыми. Природа, возможно, заинтересована, чтобы было меньше людей, находящихся на правильном пути.

Ланктен: Месье, до момента, который наступил несколько месяцев назад, я пытался освободиться от внешних влияний, особенно в моих отношениях с другими. Но я наткнулся на страшное препятствие, трудность установления отношений с людьми. Я хорошо вижу, что нужно бы говорить им, но когда я с ними в контакте, я не вижу, что они могут сказать мне и я никогда не вступаю в контакт, кроме поверхностного.

Гурджиев: Тогда торопитесь и ничего не ожидайте от работы. Только после этого вы сможете получать результаты. Делайте все, не отождествляясь внутренне - а внешне играйте роль. Эта роль – то же, чем вы были раньше. Поступайте с каждым так же, как вы поступали до этого момента, не давая ему знать внешне, что вы работаете. Никто не должен заметить, что вы что-то делаете. Ничего не ожидайте. Выполняйте только свою задачу. Не отождествляйтесь внутренне ни с кем и ни с чем. Это ваша задача. Поступайте в точности как раньше, это роль, которую вы должны играть. Автоматически вы изменитесь и не сможете быть таким же, как раньше; это заставит вас понять, что это такое и почему я называю это «играть роль». Не позволяйте ему увидеть, что вы делаете что-то сверх того. Не пытайтесь нести свет, испускать лучи вовне, вы недостаточно сильны; у вас нет возможности это делать. Ни на что не нужно рассчитывать; пусть все происходит как раньше. Ваш друг был идиотом? Позвольте ему быть идиотом и сохраняйте те же отношения. Он был умным? Позвольте ему быть умным. Покажите ему, что ничто не изменилось. Это называется «играть роль».

Ланктен: Честно говоря, я понял это в отношении старых знакомых, которых я знал. Но что касается новых, я не знал их раньше и не знаю, как построить мою роль.

Гурджиев: Это еще проще. Вы помните, каким вы были шесть месяцев тому назад, и вы поступаете, как вы бы поступили шесть месяцев назад. Не больше не меньше. Вы помните, каким вы были с ней шесть месяцев назад; и то, что вы приобрели, вы скрываете от нее. Когда все декристаллизуется, вы сможете быть новым человеком. Я миллион раз говорил: не используйте того, что вы получили, сейчас; довольствуйтесь работой и ничего не ожидайте. И если вы чего-то достигли, не используйте это в жизни. Это важная задача, которую вы должны решить; так, чтобы никто в вас чего-то не заметил. Это нужно делать не просто так, но как задание, как особую работу, без оплошностей. Вы должны делать это как задание: продолжать поступать так, как вы поступали раньше.

Филипп: Только что, рассказывая о семье, вы перечислили отца, мать, дядю, но не жену и детей; они той же крови? Дети – той же крови, а жена?

Гурджиев: Она той же крови, если у вас есть дети, потому что кровь тогда смешана с кровью жены. Но если вы женаты и не имеете детей, она не вашей крови, и вы можете послать жену к дьяволу. Если у вас есть дети, она относится к вашему роду. Когда есть дети, отношения должны быть полностью другими; весь мир это знает. Крови смешиваются, когда есть дети. Что касается детей, кажется, что лучше декристаллизовать определенные факторы, определенные слабости, касающиеся ребенка. Если вы работаете, вы должны работать над своей слабостью: ваша слабость состоит из тысячи вещей. Например, ваш ребенок требует от вас любви, что естественно; автоматически вам это не нравится. Такого не должно быть. Если вы работаете, вся работа должна иметь одну ценность для вас. Эти мелочи показывают мне, что вы работаете не над собой; вы по-разному относитесь к своим детям. Один из ваших детей, например, затрагивает бессознательно одну из ваших слабостей. Из-за этого вы начинаете его недолюбливать; этот ребенок, мало-помалу, начинает вас раздражать; когда это продолжает повторяться, это может кристаллизировать в вас некоторые факторы ненависти; и если эти факторы продолжают кристаллизоваться, может случиться, что отец убьет своего сына. Его злейшим врагом будет его сын. Вы должны делать свою работу. Ваши дети должны иметь одинаковую ценность для вас. Все – вашей крови. Через них вы можете иметь контакт со своей женой. В этой связи, в Азии есть оригинальный обычай. Кого-то зовут Фатма. Но когда у нее есть ребенок, ее муж зовет ее Падги, что значит «сестра», и жена зовет своего мужа Кардавате, что значит «брат». Они названы братом и сестрой, они больше не муж и жена. Это абсурдно и в то же время это учит кое-чему. И это пришло из очень далеких времен.

Филипп: Если ребенка пугает, что отец обнимает мать или касается ее руки при нем, нужно этого избегать и не касаться матери при нем?

Гурджиев: Да.

Филипп: И это правильно, что это так сильно в ребенке?

Гурджиев: Я снова объясню вам кое-что восточное. Когда появляется ребенок, с этого момента отец и мать должны понять, что жизнь для них закончилась; их жизнь, их удовольствия, всем жертвуется для детей. Они делают все для детей и отказывают себе во всем. Они отец и мать, их жизнь завершена. Их цель – это их ребенок, они должны делать все для него, даже убивать, даже воровать, какие-то плохие действия – для своих детей.

Ле Прюдом: Есть вопрос на ту же тему, который я хочу вам задать. Наше отношение друг к другу. Мы должны поступать с теми, с кем учимся, так же, как с чужими людьми?

Гурджиев: Здесь это не то же самое. Здесь – товарищи. Вы должны вступить в компромисс со своей совестью. Вы знаете, что первая заповедь – что рука руку моет. Вы понимаете? Если правая рука не моет левую, левая не моет правую. Если правая не делает этого (Гурджиев показывает жест, изображающий мытье рук), левая рука не делает вот этого. Если вы не поступаете хорошо со своими товарищами, ваши товарищи не будут делать добра вам. Если вы делаете добро, они обязаны помочь вам.

Ле Прюдом: Потому что мои товарищи стали родней и дороже, чем моя семья.

Гурджиев: Это потому что они нужны вам. Но вы не должны становиться рабом.

Ле Прюдом: Это привилегия, которой я никогда не чувствовал.

Гурджиев: Но без сентиментальности, без отождествления; понимайте, что так должно быть.

Ле Прюдом: Я не могу этого отделить.

Гурджиев: Но вы должны не быть порабощены своим сознанием; то, что хорошо сегодня, может быть плохо завтра. Завтра товарищ может поступить с вами как с чужаком. А ваша сестра так не может.
Доктор, я поговорю с вами в течение недели; и вы, мадам Дюбо, вы можете сделать для меня хорошую работу, если последуете совету зеркала.

                  перевод Антона Мочалина