Беседы Георгия Гурджиева с учениками.

Париж 1941-1944

Беседа 15 (21 октября 1943 года)

Гурджиев: Мать, могу я закурить? (к Дж.А.) Заметьте этот пример – она мать этого дома; помните, что я говорил недавно – что никто не может ничего делать без позволения матери. Мать – глава дома.
(Гурджиев шутит над Дж.А., говоря, что он ревнует, ведь его мать теперь принадлежит не ему одному, но всем присутствующим, и теряя её, он сможет понять значение того, чем обладал)

Гурджиев: Э! После того, что мы только что прочитали о ритуале Христа, думаю, вам трудно задать вопросы. Но даже если так, надо пытаться, пусть вопрос и отразит эгоизм.

Хайнетт: Сэр, я хотел бы задать вопрос. Окончив несколько недель назад задания, которые сам себе назначил, я ощутил себя в счастливом равновесии, без провалов и без желаний. Я хочу продолжать, потому что чувствую, что есть вселенная выше той, в которой я сейчас нахожусь; но не могу достигнуть прогресса, потому что некоторое время назад почувствовал, что в одиночку ничего не могу сделать.

Гурджиев: Это плохой знак. Вам нужно искать шока извне. Вы сражаетесь с малым. Теперь, в этот период вам надо сделать усилие. Вам нужно иметь внутреннюю борьбу между вашей личностью и вашими действиями. Не нужно успокаиваться. То, что вы не можете работать – очень плохой знак. Надо заставить себя. Если вы пройдете через этот кризис, вы сможете начать снова.

Хайнетт: Я не знаю точно, каким путем идти и какую цель иметь в виду.

Гурджиев: Путь не обязателен. Обязательно, чтобы вы достигли внутреннего результата. Собирайте, аккумулируйте результаты борьбы. Они вам нужны, чтобы продолжать. Нужно аккумулировать; внутри вас есть батареи, в которых нужно собирать эту субстанцию, это электричество. Они собираются только через борьбу. Так что создавайте борьбу между вашей головой и животным началом. Я уже объяснял это в прошлый раз. Извините меня. Это я говорил в субботу. Моя память стареет. Я никогда не ошибался, а сейчас начал. Я призываю вас – теперь, когда знаю вас в тысячу раз лучше – не останавливаться. Продолжайте бороться, но не ожидая результатов. Аккумулируйте результаты процесса борьбы. Когда мы внутренне боремся с мыслями, чувствами и телом, в положенном месте собирается некая субстанция. Сегодня нам не нужно интересоваться, где это место. Аккумулируйте. Вот чего в вас не хватает. Вы молоды. У вас нет опыта. Вы пусты. Продолжайте однажды начатую борьбу. Так что, если вы говорите об удовлетворенности, это значит – вы на верном пути. Но не надо останавливаться.  Пусть ваш план – дойти до (площади) Звезды. Вы  сейчас на улице Д’Армэй. До Звезды еще далеко: бульвар Карно, двадцать фонарных столбов, 20 остановок. Теперь поверните направо. Нужная дорога направо. Я имею в виду – продолжайте борьбу. Вы ищете методов? Не имеет значения, что именно вы делаете. Что важно – чтобы вы продолжали процесс борьбы. Какие средства вы используете? Не важно. Боритесь. Вам лучше  знать, как сражаться. Например, зная, чего хочет ваше тело, каковы его привычки, не давайте ему этого. Важная вещь – постоянно находиться в процессе борьбы, потому что вам нужна субстанция, даваемая борьбой.

Жак: Г-н Гурджиев, вы дали мне задание, для самовспоминания, работать с кем-то близким мне. И я заметил, поскольку это моя жена, что эта цель изменила наши отношения, но лишь до некоторого пункта, и есть препятствие, которое ни она, ни я не можем миновать. И вы обещали ей сказать, как пройти мимо этого препятствия.

Гурджиев: Во – первых, всем родителям следует прежде всего рассмотреть этот вопрос: у вас есть дети. Отлично, если вы имеете детей, они создают особые обязательства. Жизнь для себя окончена. Вам следует быть обязанными приносить  в жертву все ради детей, в повседневной жизни. В настоящее время вы с вашей женой можете поставить целью жить ради детей; вот цель для вас. Ничто не должно мешать вашему взаимному общению. Эта цель должна стать общей. Вам нужно иметь цель, общую цель на двоих, и эта общая цель даст вам контакт в работе, потому что это объективная цель и работа тоже будет объективной. Начните это. Обсудите это с женой. Вместе с ней поставьте цель жертвовать все ради детей. Не навсегда, но на определенный период. Все ради детей. Ваша цель будет общей. И в ваших личных отношениях возникнет борьба, потому что если вы ставите цель умственно, а ваши характеры различаются, у каждого свой – и вы поставили одну и ту же цель – внутренняя борьба будет сама себя поддерживать. Тот, кто достигнет этой цели, пройдет экзамен на право получить новый объективный путь, который откроется позже. Пока обсудите открыто и честно с женой этот план и цель. Если вы будете делать так одну – две недели, вы заслужите знания объективного пути.

Померо: Можно спросить?

Гурджиев: Если вам угодно. Вы заговорили в первый раз, да?

Померо: Я хотел бы узнать, как предотвратить мое воображение от независимого блуждания во время, свободное от работы.

Гурджиев: Ну, на этот счет я даю вам очень простой и обычный совет. Вы тоже на правильном пути. Так что я советую вам очень простую вещь. Логическое понимание абсолютно ничего вам не даст. Позже вы поймете, что только этот вот совет будет хорош. Все свободное время считайте 1,2,3,4,5… до 50. Обратно 50,49,48,47,46… и так далее, пока не дойдете до начала. Все время. Если вы сосчитали семь раз, за 5 – 10 минут, вы садитесь, расслабляетесь и говорите себе: «Я есть», «Я хочу быть», «Я могу быть», «Не использовать это во зло, но во благо», «Я помогу ближнему, когда я буду. Я есть». Потом снова считайте. Но сознательно, не автоматически. Делайте так все свободное время. Вначале это будет казаться абсурдным. Но, когда сделаете так две или три недели, вы поблагодарите меня от всего сердца. Вы поняли?

Померо: Очень хорошо.

Гурджиев: Больше ничего вам не даю. Я знаю тысячу других вещей. Но вам даю очень простую вещь. (Обращается ко всем) – И это спасет его. Вся его жизнь изменится и до смертного часа он будет меня благодарить, он никогда этого не забудет. Делайте так, и все.

Мадам Этьеван: Могу я просить у вас совета? Я хотела спросить вас: когда я делаю работу по самовспоминанию, мне все время мешает одна и та же идея: как мне делать работу, как организовать мой день, чтобы все в доме были счастливы? Сейчас весь день дело обстоит совсем по другому. Мне мешают идеи о том, что же делать с работой. Я обдумываю то, что слышала здесь и от мадам де Зальцманн, и это постоянно мешает мне.

Гурджиев: Это результат забот о повседневной жизни. Это случается со всеми. Я об этом часто говорю. Вы должны выделить для работы особое время, на каждый день. Не все время – Работа вещь очень серьезная. Вы не можете работать внутренне весь день. Нужно выделить особое время и мало-помалу увеличивать его.  На это дело выделите полчаса в сутки. В эти полчаса забывайте остальное, откладывайте все остальное. Это маленькая вещь. Вы жертвуете этому времени все занятия, все труды и внешние дела. Жертвуете все внутренней работе – и потом откладываете ее в сторону ради обычной жизни. Невозможно делать эту работу весь день.

Мадам Этьеван: Я так же думаю. Это становится механическим: «я есть, я хочу быть»…

Гурджиев: Вы смешиваете. Не надо этого. Не смешивайте работу с повседневными делами. У вас есть два вида состояния бодрствования. Для этой работы вам нужен один вид состояния бодрствования. Но полчаса в таком состоянии достаточно на остаток дня, который вы проживаете в обычных заботах. Вы можете делать так? Если не можете работать полчаса, даже 10 минут щедро вознаградят того, кто работает 10 минут. Нужно отдать, пожертвовать работе определенное время. Вы не можете отдавать работе все время. Жизнь – одна вещь, работа – иная. Они материально различаются – для нашей работы вы должны быть более активной. Я говорил это много раз. Когда вы начинаете вашу работу, вашу задача – это ваша работа. Вы должны, даже перед расслаблением, подготовиться, собраться. Потом выполняйте работу всем своим бытием. Это очень сложно. Вы не можете работать долгое время. Скоро вы устаете. Она забирает все силы; если вы работаете на пять минут дольше, вся сила вытекает. По этой причине я советую вам увеличивать время мало - помалу, пока не привыкнете: пять минут, семь минут, десять. Только такая система всегда даст вам хорошее начало, дает подготовиться  к достижению состояния, превращающего в реального человека. А если вы работаете долго, это доказывает, что работаете вы не всем существом, бытием, но только умом. Что до этого, вы можете делать так тысячи раз и не приобретете ничего; это ничего не стоит. Работайте короткое время, но работайте старательно. В зачет идет не количество, но только качество. Жизнь – одна вещь. Не смешивайте ее с иными вещами. Пят минут хорошей Работы стоят 24 часов трудов иного рода. Если у вас нет времени, работайте пять минут. В остальное время позвольте обычной жизни течь автоматически,  в соответствии с заведенным порядком.  Ваши слова не имеют отношения к работе. Наша жизнь – одна вещь, а работа – другая вещь. Иначе вы станете психопаткой. Вы вспоминаете себя умом – бесполезно; вспоминайте себя всем бытием. Вы не можете делать это долго, вы истощите себя. Делайте пять минут, но позабыв про все остальное. Станьте абсолютной эгоисткой, забудьте все, вашего Бога, мужа, детей, деньги – помните только работу. Коротко, но основательно. (Говорит по-русски с мадам де Зальцманн).

Баратье: Можно спросить? Как мне различить в себе умственный центр и физический центр?

Гурджиев: Возьмите простое задание. Когда вы думаете, вы думаете. Ассоциации текут автоматически: это ваш ум. Когда в чувствуете холодное или горячее, когда нервничаете, сердитесь, когда вам нравится или не нравится – это ваши чувства.

Баратье: Но в определенном действии я не могу предотвратить вмешательство одного центра в работу другого. Думать вместе с чувствами – значит иметь умственные чувства, принимать одно за другое.

Гурджиев: Вы хотите сказать, что не можете мыслить, потому что чувствуете?

Баратье: Я имел в виду, что у меня эмоциональное мышление.

Гурджиев: У вас есть слабость, уязвимость; вам не нужно смешивать чувства с мышлением, надо мыслить головой. Смешение мысли и чувства – это слабость, болезнь. Начало идет от чувств, а центр мышления есть лишь функция. Однако центр тяжести должен находиться в мышлении. Теперь вы знаете, что такое индивидуальность. Это когда центр тяжести находится в мышлении. Таким образом, если ваш центр тяжести не в мышлении, то вы не индивидуальность, вы автомат. Простое объяснение. Каждый человек должен стараться стать индивидуальной, независимой личностью, ЧЕМ-ТО, не дерьмом (извините за такое слово), не животным, собакой, кошкой. Это очень простой симптом. Если вы сосредотачиваете ваше бытие в мышлении, вы индивидуальность; есть много градаций индивидуальности, но на данный момент это не важно. Вы индивидуальны, когда центр вашей тяжести в мыслительном центре. Если же он в ином центре, вы всего лишь автомат. Он может быть в вашем теле или чувствах, но когда вы работаете, всегда ставьте целью быть в мыслительном центре. И делать это осознанно. Если не так – все в вас происходит бессознательно. Ваша работа должна прежде всего в том, чтобы концентрироваться в мышлении. Очень простое объяснение. Филипп? Вам также надо многое объяснять.

Филипп: Теоретически я это знаю.

Гурджиев: Но для вашего понимания это должно дать кое-что новое, какие-то интересные выводы?

Зубер: Сэр, я спрашивал вас в прошлый четверг, есть ли способ развить внимание; вы сказали, что внимание измеряется степенью того, как человек помнит себя. Вы велели мне особенно внимательно всматриваться в себя. Я спрашивал вас потому, в частности, что не могу сосредоточить внимание при чтении «Вельзевула». За эту неделю я осознал, что внимание таково, каков я сам. Как есть много «Я», так есть много вниманий. Теперь я хотел бы узнать: только ли метод «Я есть» позволяет развивать внимание, или есть еще особые методики?

Гурджиев: Могу сказать вам одно. Методик не существует. Я не знаю ни одной. Но сейчас я могу всё объяснить очень просто. Например, в «Вельзевуле». Я знаю, там есть все, что вам нужно знать. Это очень интересная книга. В ней – всё. Все, что существует, все, что существовало, все, что может существовать. Начало и конец, все тайны сотворения мира; всё там. Но необходимо понимать, и понимание зависит от индивидуальности. Чем большему человек обучен в определенном направлении, тем больше он видит. Субъективно, каждый способен понимать в меру занимаемого им уровня, потому что это объективная книга, и каждый должен что-то понять в ней. Один понимает одну часть, а другой в тысячу раз больше. Так что – ищите путь обратить ваше внимание на понимание всего в «Вельзевуле». Это будет вашей задачей, и это хороший путь получить реальное внимание. Если вы сможете вложить реальное внимание в (чтение) «Вельзевула», то сможете иметь реальное внимание и в жизни. Вы не знали этой тайны. В «Вельзевуле» есть всё. Я сказал всё, даже как приготовить омлет. Между другими вещами и это разъяснено; и в то же время в книге нет главы о приготовлении пищи. Так что приложите внимание к «Вельзевулу», иное внимание, чем привычное вам, и вы сможете иметь такое же внимание и в жизни.

(Шутит с Померо о табаке и как сушить его, и о рисовом порошке и порохе; о том, что французский язык богат только на ругательства для таксистов).

Мадам де Зальцманн: Прямо сейчас никому нечего сказать?

Жак.: Г-н Гурджиев, я очень заинтересовался вопросом Померо и вашим на него ответом. В своей жизни, обыкновенно шумной и суетливой, я замечаю, как мало пространства остается для работы. Я слишком часто чувствую себя потерянным. Это нормально. Менее нормально то, что я привязан, пристрастился к этой тривиальности, к этой суете, ведь она подходит мне – мне обычному, тому мне, который наиболее силен. И я спрашиваю, должен ли я прилагать к себе тот совет, который вы дали Померо – мне кажется, что он содержит в себе нечто ясное и простое, что поможет вырваться из того беличьего колеса, в котором я вечно кручусь.

Гурджиев: Вам это ничего не даст. Это сложно – так считать: 1,2,3,4,5 и до 50. Вам я хочу дать нечто еще более простое. У вас есть семья. Отец? Мать? Брат?

Жак.: И сестра.

Гурджиев: И сестра: пять человек. Начиная с завтрашнего утра, поставьте такую задачу: каждые 10 минут, более или менее, примерно каждые 10 минут – не важно, 8 или 12 – вспоминайте отца, через 10 минут – мать и так далее. Вспоминаете их и представляете их себе. Когда закончите с этой четверкой, через 10 минут говорите «Я есть», «Я хочу быть», полно ощущая всё свое присутствие; еще через 10 минут начинаете снова – отец, мать и т.д. В этом должно проходить все ваше время. Это еще проще. Понимаете? Кстати говоря, вам нужна навязчивая идея. Каждый пятый раз думая о матери, думайте, что она сейчас (сидит здесь) с дешевыми серебряными серьгами в ушах. Вы дадите себе слово, что когда повзрослеете и скопите достаточно денег, вы купите ей золотые серьги. (К мадам Этьеван) - Десять процентов мне. (К Жаку) – Вы поняли меня?

Баратье: Г-н Гурджиев, если кто-то захвачен глубоким унынием, от которого не может избавиться, какими механическими средствами можно отвязаться от этого?

Гурджиев: Если он не знает причины этого?

Баратье: Да, не знает.

Гурджиев: Такого уныния не бывает. Это идиотизм. Обратитесь к специалисту. Советую невропатолога. Я его хорошо знаю, он отчисляет мне 10 процентов.

Баратье: Иногда такое бывает после лaнча.

Гурджиев: О, о, это симптом. Вы слишком много едите. Меньше ешьте. Не доедайте последний кусок, вот и все. Вы это понимаете? Вы знаете что такое – последний кусок? Понимаете? Тогда браво. Попробуйте, в следующий раз поговорим.  Возможно, вся причина в этом. Если не так, найдем другой путь. (Шутит с доктором Абулькером о медицине).

Хайнетт: Я хочу задать еще вопрос. Я не понимаю, что такое сознательная любовь. Я не понимаю, почему ясность, с которой некто исследует страсти другого и находит их причины, не убивает любовь в тот же миг?

Гурджиев: Тогда признайтесь, что любовь это лишь функция. Она работает только на физической склонности. Когда вы станете думать так, любовь станет вам противна. У вас такая же любовь, как у всякого. Но сознательная любовь – это реальная любовь. Ваша любовь базируется на сексе; это слабость, это болезнь. Вы не можете любить. Такой любовью, какую, может быть, имел ваш дед. Сегодня для всех любовь основана на сексе, а секс на склонности. Так что если у нее есть такой вот нос, в ее любите, а если у нее нет такого вот носа, не любите. Подлинная любовь объективна; но в Париже объективной любви нет. Этим словом вы обозначаете секс, сантименты, пакостные вещицы; вы забыли настоящую любовь.

Хайнетт: Но нужно ли подавлять это ради другого?

Гурджиев: Смотрите на это как на слабость и обходите это. И в то же время  используйте, чтобы смотреть на себя. Польза от всего. И благодаря инстинкту вы, может быть, обретете реальную любовь. Может быть, вкус придет к вам. Как только вы жалеете того, чей нос вам не по нраву, или того, кто кажется больным, дитя - сиротку, голодного, вдовца – тогда вы можете войти в положение каждого такого человека. Найдите контакт с различными вашими импульсами; если вы останетесь не вовлеченным, вы увидите, что все, что в вас есть – дерьмо, и в тот же миг вы сможете попытаться обрести вкус иного качества любви. И если этот вкус дойдет до вас,  я объясню детали.

Др Абулькер: Сэр, для ощущения такой реальной любви, поможет склонность или препятствия?

Гурджиев: Препятствия, разумеется. Но вы ничего не можете сделать с этим. Вы – раб обычного закона. Желать или не желать. Ваше тело заставляет вас любить и не любить. Осознав себя, вы перестаете быть рабом вашей склонности. Но вначале вы должны получить вкус. Пока что могу лишь сказать, что настоящая любовь существует. Но сначала надо ощутить вкус ее, потом будем говорить. Все, что мы можем сказать до этого, будет теоретизированием. Насчет этого многое объясняет Вельзевул. Среди предписаний Ашиаты Шиемаша есть такие: 

Любовь сознания вызывает в ответ то же самое;
Любовь чувств вызывает противоположное;
Любовь тела зависит от типа и полярности.
 
Еще там есть о надежде:
 
Надежда сознания есть сила;
Надежда чувства ест рабство;
Надежда тела есть болезнь.
 
И о вере:
 
Вера сознания есть свобода;
Вера чувств есть слабость;
Вера тела есть глупость.
 
А теперь, господин окружной прокурор, попробуйте вначале побольше заработать; а вы, мать, приходите ко мне в гости. Я знаю место, где хранятся золотые вещи. У меня есть друг в ломбарде.

                                                                                    перевод Эдуарда Ермакова